С высоты наработанных ими репутаций
музыканты Fantomas представляются настоящей рок-сборной мира.
Перечисление заслуг каждого из них по отдельности могло бы занять не
одну строчку обзора, но ограничимся простым минимумом: вокалист,
композитор, генератор всех идей и продюсер квартета Майк Пэттон широко
известен по группам Faith No More, Mr. Bungle, Tomahawk; гитарист Базз
Озборн много лет выступает с Melvins; басист-виртуоз Тревор Данн входит
в состав Mr. Bungle, спорадически, как и Пэттон, отвлекаясь на
совместную с Джоном Зорном работу, а Дэйв Ломбардо стал живой легендой
еще в бытность свою заведующим барабанной установкой в Slayer и позже —
в Grip Inc. Остается представить, что люди с таким обширным и в высшей
степени необычным опытом могли наворотить, собравшись в одном проекте.
Впрочем, как выясняется, иногда фантазия оказывается беднее на
обещания, нежели сама действительность. События третьего студийника
Fantomas развиваются сообразно внутреннему плану-распорядку, не
подвластному обычному пониманию: литургическая музыка сменяется мрачным
эмбиентом, который, в свою очередь, уступает место медленному,
атмосферному всеподавлению бас-гитарного «сладжа», фортепианная пьеса
остается неоконченной вследствие внезапного исчезновения пианиста и
последующего объявления его в роли лохматого рокера в окружении
подозрительных типов из городских подворотен. Вокализирование Пэттона
не предполагает обретение звуками формы словесной конкретики. Его голос
как самый занимательный инструмент из всего множества, задействованного
на альбоме, то сочится робкими струйками кроваво-алой жижи, то
обрушивается мощным стальным потоком. Альбом — сплошной трек, сотканный
из множества лоскутков, предполагающий прослушивание во всей его
неразрывности. Настроение — мрачно-депрессивное: истошные крики,
эпические хоры в бэкграунде, несуетный колокольный перезвон,
потусторонние звучки электронного происхождения, угрюмое мычание и
гудение медицинской аппаратуры, чье-то подслушанное в стетоскоп
лихорадочное сердцебиение, падающие скальпели делают все возможное,
чтобы опыт знакомства с «Delirium Cordia» превратился в сладкую пытку.
Собранные вместе несуразности наталкивают на мысль о плоде
шизофренического ума с его архаически-примитивной логикой,
разорванностью мышления и образа действия. В лоснящемся иссиня-черном
буклете глазу открываются картины нечеловеческой жути: цветные снимки
раковых образований, вскрытых брюшных полостей, трансплантантов органов
преподнесены так возвышенно и с таким художественным воображением, что
выдают патологическую увлеченность фотографа объектом своей съемки. (В
самом деле, автор кропотливого труда, озаглавленного «The Sacred Heart:
An Atlas of the Body Seen Through Invasive Surgery», известный
фотожурналист Макс Агилера-Хеллуэг настолько проникся документированием
хирургических операций, что на 39-ом году жизни решил
переквалифицироваться в медики.) И тут неожиданно все встает на свои
места: в центре внимания альбома-сюиты — тело как объект хирургического
вмешательства, как мясо, как нечто существующее вне духовного
императива. В подтверждение чего — цитата д-ра Ричарда Селзера на
обороте: «Подобно хирургу, «композитор» вскрывает тело ближнего своего,
опустошает его глазницы, освобождает его живот от органов, подвешивает
на крюк эти трепещущие сокровища, озаряя светом самые его глубины».
Загадка человеческой плоти. Когда ее решение будет найдено, не станет
ли оно для всех нас источником дополнительной боли? Не будет ли знание
употреблено во вред? Не похожее ни на что произведение, чисто
интуитивно, на ощупь исследующее запредельную область, располагающуюся
между несколькими известными стилями. Утонченная, сконцентрированная на
деталях саунда, невероятно жестокая и открыто провокативная, хаотичная
и упорядоченная, она взывает к ежесекундному вниманию слушателя. В
буклете Пэттон, помимо прочих, выражает слова признательности венскому
акционисту Херманну Нитшу, автору концепции основанного им в 1957 году
авангардного «Театра Оргий и Мистерий» с его постановками мук Христа,
немецким садокадетам Bohren und Der Club of Gore и классику музыки XX
века Оливье Мессиану. Если бы гипотетически случай представил шанс
объединить усилия этих ярких непохожестей в одном проекте, конечный
результат мог быть адекватен тому, что являет нам «Delirium Cordia» —
альбом, значение которого еще только предстоит осмыслить в полной мере
